Hе нажимайте во время операции очень сильно на скальпель.
Помните, что покрытие столов в операционных стоит очень дорого.
Огненное представление не должно было занимать много времени, потому следовало бы, когда оное уже началось, подумать всё-таки над тем, что же вампиры будут показывать. Вариант с тем, чтобы создавать массовую иллюзию был до жути прост и неинтересен, они сюда не в способностях тренироваться пришли. Хотя.. стоп. А это вариант. После нескольких шустро пролетевших в голове мыслей улыбка итальянца приобрела ещё больше оттенков нездоровых эмоций.
- Думаю, это будет интересно..
С неопределёнными интонациями мурлыкнул себе под нос Джакомино, глядя сквозь приоткрытый разрез между кулисами на сцену. А представление, кстати, было весьма себе недурственным как для такого захудалого шапито. Да и наблюдателей и зрителей, пока они с Кайлой тут были заняты одиозными переодеваниями, количество определённо в несколько раз возросло. Уже лучше, чем казалось. Взгляд венецианца отделился от огненного перфоманса и перенёсся на сестру с оценивающей внимательностью: костюм и ей удалось отыскать более чем интересный. Кривенько улыбаясь, Джакомино обошёл сестру кругом, после чего удовлетворённо заключил:
- Очаровательна, как и всегда.
В формальном жесте заведя одну руку за спину, он чуть склонился навстречу, поднимая кисть Кайлы и поднося на долю мгновения к губам. Костюм действительно был чертовски ей к лицу, и он не мог этого не отметить.
Тем временем гул в зале резко вспыхнул, взлетел восклицаниями и свистом вверх, провисел на критически высокой точке совсем недолгое время, после чего резко, как по сигналу, упал вниз практически до едва различимых перешёптываний. Всё это в купе с последующим объявлением конферансье свидетельствовало единственно о том, что фаершоу было успешно окончено, а его участники спроважены с цирковой арены под восхищённый гул аплодисментов и бурных оваций. И, следовательно, теперь их выход. Ну-с, господамы, вперёд и с песней. В какую-то секунду Джакомино даже было подумал, что их никак не будут лично объявлять, потому как он не успел сообщить цирковому основному актёру – или кем там был тот несчастный невысокий мужчина – ничего по этому поводу. Ни как их объявлять, ни откуда они, ни что, собственно, они вообще собираются делать. Но их объявили. Надо понимать, по принципу «фонаря» и словаря Стеля.
- Следующим номером нашей сегодняшней цирковой программы будууут.. акробаты и фокусники «Летающие Грейсмены»! – шум аплодисментов улыбнул, конечно, чуточку меньше, чем это идиотское название, придуманное конферансье.
– Дамы и господа, дети и родители, наши дорогие зрители! Сегодня вы становитесь свидетелями УНИКАЛЬНЕЙШЕЙ программы, потому как ни в одном нашем представлении ранее не было включено этого интереснейшего номера! Специально для вас и только сегодня чета Грейсменов отозвалась на наше приглашение и приехала сюда, чтобы выступить на этой сцене и заставить ваши сердца замереть, а дух перехватить!
И снова восторженный гул зала. Ну да, вполне себе в предпринимательском ключе переработали их внезапное появление. Наверное, и цену на билет повысили на входе. Определённо повысили. Ах, стерва-жадность, сколько светлых и не очень душ ты погубила?
- А теепееееерь… встреечаааайте! Летааающие Греейсмены!!!
Ещё и дополнительно разогретый пылкой и однозначно многообещающей речью конферансье, зал взрывается аплодисментами, как и полагается, подобно ручной гранате. Джакомино со ставшей на несколько секунд мягкой улыбкой кивнул сестре и, взяв её под руку, вышел из-за кулис на арену. Гул вновь стал повторять предыдущие звуковые пертурбации, силясь достичь и теперь своей критической точки громкости. Странно, всё-таки. Ну, цирковые представления – и что? Насколько быстро и просто можно усыпить сознание людей, чтобы у них остались лишь стадные инстинкты и опьянённые шумом толпы головы. То ли дело, когда люди сходили с ума в криках и захлёбывались слюной на гладиаторских боях – кровь, ненависть и смерть во все времена были выше меры хмельными как для зрелищ, они будили в душах животные инстинкты и позволяли доминировать внутренне и мысленно в людях лишь только звериным чувствам, восприятию и реакции. Но что хотя бы частично подобное могла предложить цирковая арена? Здесь лишь редкие номера могли представлять потенциальную угрозу для жизни или привносить чувство опасности. Эх, да ладно уже.
Всё так же аккуратно придерживая сестре под руку, итальянец подошел по арене ближе к зрительному залу и изобразил симметрично с книксеном Кайлы неглубокий реверанс. Теперь каждое движение должно быть до безобразия показательным, чувства - гипертрофированными, а жесты - явными. На сцене допускалась и даже поощрялась двусмысленность, но и она всегда обязана была быть красочно-показательной. Ведь это представление. Пока вампиры ещё только выходили из-за кулис, Джакомино не преминул возможностью спешно осмотреть арену на предмет того, что же будет включено в их представление, и оценить весь масштаб будущей трагедии. Результаты были не особенно утешительными, но хотя бы они были. После жестов приветствия Джакомино направляется в противоположную от сестры сторону, поднимаясь по небольшой лесенке на самую верховину конструкции, предназначенной как раз, надо полагать, для акробатических номеров. С Кайлой они ни о чём не договаривались и, ясное дело, что никаких действий не согласовывали, но итальянец был уверен, что они смогут сделать более чем складную импровизацию на ходу. От самой верхней площадки, на которую и поднялся вампир, шла рея к такой же площадке с противоположной стороны сцены. Ладно, значит, будем ходить по канату. Тоже вариант, с чего-то же надо начинать. Когда свет софитов упал на площадки, Джакомино развернулся к залу и ещё раз изобразил приветственный полупоклон, после чего ступил на рею. Проблем с эквилибристикой у вампиров быть никак не могло, потому вполне можно было и потешить горе-зрителей интересными и жуть какими опасными с их точки зрения кульбитами. Джакомино прошёл до центра каната, где медленно согнулся в поясе вдвое и, взявшись руками за плотный канат, аккуратно и плавно перенёс центр тяжести на них, тем самым позволяя ноги убрать с реи и, выпрямляясь телом, поднять вверх. В зале к удивлению была чуть ли не идеальная тишина, а сейчас по оному прокатилась волной целая серия негромких тяжёлых охов-вздохов. Поизображав ногами в воздухе простые фигуры и остановив их в положении поперечного шпагата, вампир перенёс вес тела теперь на одну руку. Канат чуть дрожал под единственной опорой тела. Да уж, цены на билеты можно было и впрямь поднимать раза так в три как минимум. Но медленно шевелить конечностями в воздухе – это сущая скука. По крайней мере Джакомино всё это дело начинало постепенно, но уверенно надоедать. По канату со стороны противоположной площадки шествовала Кайла.
Вот и чудно, пора менять профиль.
Итальянец всё с той же плавной неспешностью соединил в вертикальном положении тела ноги, вернул опору на обе руки и стал медленно опускаться на руках к канату. В момент, когда сестра подошла практически вплотную к нему, он отпустил руки и, рывком опустившись вниз, ухватился согнутыми и замершими в таком положении ступнями ног за канат. Завис он на этот раз, что логично, всё так же вверх ногами и лицом, разумеется, к залу. Кайла хотела акробатических номеров и внеплановых тренировок эквилибристики – так ей и карты в руки. Просто уходить нужно складно. Потому Джакомино медленно раскинул руки в стороны, расправляя тем самым импровизированные крылья, как оказалось, летучей мыши. Ах, так символично, как до поверьев. Теперь он стал лишь милой частичкой фона для чужого выступления и выжидал известную паузу, чтобы внимание зрителя переключилось уже окончательно на сестру.
Несколько минут венецианец честно изображал бездыханную летучую мышь, не подавая никаких признаков жизни, так что были основания заключить, что внимание от его персоны действительно успешно уже отклеилось – можно и спускаться. Просто спрыгнуть с каната было бы самым простым и удобным вариантом, но всё-таки выглядело бы сомнительно, ибо уничтожило бы всю соль циркового канатоходства – риск упасть. Выделяющий основное белый луч главного прожектора сейчас на него не падал, и на том спасибо. Перенося попеременно вес тела то на одну ступню, но на другую, итальянец направился, сворачивая на ходу «крылья», таким своеобразным рисковым вариантом приставного шага в сторону площадки. Успешно добравшись до оной, он восстановил нормальное положение тела, не весь вечер же вверх ногами провисеть, и принялся спускаться вниз на арену. Зал, судя по всему, был увлечён представлением Кайлы. Итальянец улыбнулся, оставаясь определённо довольным сестрой. Хоть в некоторых вопросах её взгляды ещё оставались для него слишком бестолково мягкими, она была умницей.
Кстати, по поводу того, что им выделили на представление только 10 минут, уже, уверен, не имело никакого значения – нужно быть сущим безумцем, чтобы прервать самое стоящее представление и заменить его унылыми клоунами или выцветшими жонглёрами. Потому теперь длительность их выступления определял зал. А реакция его говорила весьма многообещающие вещи. А теперь пора вносить коррективы и дополнения, дабы оправдать, конечно, слова конферансье, который был столь добр и учтив в представлении их номера. Там ещё фигурировало слово «фокусники». Негоже, совсем негоже было бы это проигнорировать.
Джакомино незаметно проскочил за кулисы; он помнил, что в гримёрке, где они с сестрой отыскали костюмы, в одном из углов стояла по неизвестным причинам невостребованной интересная конструкция, которая как нельзя лучше подошла бы как раз для номеров фокусников, «иллюзионистов» и прочих шарлатанов. Да, и для него тоже. Вид она имела следующий, хотя, полагаю, Вы такую штуковину видели неоднократно и воочию: полый цилиндр высотой около двух с половиной метров и где-то полутора метров диаметра. Состоял лишь из каркаса твёрдой слабо поддающейся деформации проволоки и натянутой прозрачной, но плотной ткани, которая и изображала стенки этого «конуса». Одна сторона конуса имела подкладку из практически непрозрачного материала, чем свидетельствовала о том, что это есть «задник сией маленькой сцены». С этой же стороны лоскут ткани отодвигался, позволяя зайти вовнутрь. Дурили честных людей в подобных конструкциях предостаточно, потому сейчас перспектива использования этого «конуса фокусника» воспринималась чуть ли не делом чести, благородства и добродетели – очистить доброе имя и показать номер, избавленный ото лжи, шарлатанства и обмана.
Едва Джакомино заскочил за кулисы, как тут же натолкнулся но того самого мужчину, пропустившего таки их номер, конферансье и ещё нескольких актёров, с откровенно удивлёнными лицами выглядывавших, надо понимать, из-за кулис на сцену. Увидев итальянца, актёр буквально расцвёл и хотел было обрушить на его тёмную голову шквал радостных восклицаний, но Джакомино предупредительно остановил мужчину, попросив поскорее вынести на сцену конус, мол, всё потом, всё потом, времени совсем нет. И просьба эта была выполнена похвально быстро, ибо уже меньше чем через полминуты посреди арены, но всё-таки ближе к зрительному залу, красовался этот самый конус, обёрнутый, разумеется, прозрачной стороной к гостям и наблюдателям. В подобных конструкциях часто изображали шарлатанские номера «перевоплощения», «исчезновения», «мгновенных переодеваний» и прочих, с позволения, фокусов, чередуя прозрачную сторону конуса с непрозрачной. Так как зритель должен был быть знаком с такой практикой, то и труда ему не должно было составить понимание назначения вытащенного на арену цирка сооружения, как и характера следующего представления. Джакомино выждал ещё известное время в тени возле кулис и только потом вышел на арену. Обогнув конус несколько раз, венецианец подошёл максимально близко к краю арены и, совмещая с лёгким поклоном, пригласительным жестом указал на «конус фокусника». Итальянец даже хотел было озвучить короткое завлекательное приглашение, но его определили несколько и так вскочивших зрителей. Первым из поднявшихся и одновременно первым по близости к арене был тучный мужчина лет сорока в свободных тёмных брюках на подтяжках простого покроя, засаленной рабочей рубахе и потёртом жилете поверх оной. С твёрдым намерением первым попасть на арену, мужчина принялся спешно проталкиваться через зрителей и вскоре уже неуклюже перебирался через перегородку, отделяющую непосредственно арену от зрительского зала.
М-да.. первый блин комом.
Особого энтузиазма и симпатии тучный товарищ никак не вызывал, но что уж поделаешь, маємо, що маємо. С сияющей улыбкой итальянец громко поприветствовал зрителя и от всей души поблагодарил оного за участие.
- Все мы, я уверен, когда-то были романтиками и мечтателями, а многие из нас не отказались от своей собственной Страны Чудес и сейчас! У каждого из нас замирало сердце, когда мы следовали за нашими любимыми героями по фантастическим дорогам и сопровождали в их героических приключениях! Каждый из нас мечтал оказаться там же, чтобы окунуться в изумительнейший мир фантазии и помочь ему!
Зал всё также услужливо молчал, потому голос вампира должно было слышать более чем отчётливо.
- Сегодня мы с вами вспомним наши мечтания и светлые, добрые, сияющие фантазии.
Феерии. Больные эвтаназии. – Мы поможем вам окунуться в тот беспечный мир детства, в котором мягко ютились ваши детские мечты. – Джакомино с лёгким кивком-поклоном повернулся к вышедшему к нему на арену мужчине. – Уважаемый, достопочтенный господин! Поведайте нам, кто был Вашим любимым сказочным героем детства? Каким фантастическим персонажем или созданием Вы мечтали стать?
Маска всё так же скрывала лицо и глаза вампира, оставляя сиять лишь странную улыбку, которая не сходила с губ итальянца, но так практически и не открывала их. Немного помявшись, наш тучный герой стеснённо поведал о том, что, когда был маленьким, мечтал стать спригганом. Признание это заставило мужчину потупить взор, хотя, мало ли, с кем не бывает. Но, если смотреть на товарища сейчас, можно было смело заключить, что мечта его не сбылась – на духа древа, лесную фею он походил не больше, чем гнилой башмак походит на яйцо Фаберже. Но.. можно ему немного помочь, верно?
Итальянец ещё раз красноречиво поблагодарил мужчину, приободрил оного, восхищаясь его мечтой и тем, насколько её оригинальность говорит о тонком и изящном устройстве души хозяина. Ещё секунд пятнадцать схожей ахиней и Джакомино пригласил гостя в конус фокусника. По идее, сейчас должна обернуться наперёд непрозрачная сторона, в конусе посетителя быстро разукрасят, переоденут или ещё что-то и потом уже вернут прозрачную ткань. Именно так всё и началось. Скрыв мужчину от зрительного зала, он вежливо попросил снять одежду и повязать рубашку, которая как раз была на удачу зеленоватой, по бёдрам на манер набедренной повязки. Выглядело это, надо признаться, до жути убого, но надо улыбаться. Когда рыхлая фигура в импровизированной набедренной повязке предстала вновь перед залом, Джакомино изобразил несколько жестов вроде «вуаля, внимание на экран». Он пристально посмотрел в глаза выделившемуся зрителю, пока не увидел в них отражение того, что хотел увидеть: сон и бесчувственность. Теперь ему будет сниться весьма себе интересный сон, а в нормальном сне негоже что-либо чувствовать, верно?
Линия губ изломилась уже куда более заметно, а кисти рук вампира легли на плечи его «лесного мечтателя». Сделать из этой жировой конструкции что-либо отдалённо напоминающее лесную фею – задача непростая, но мы ведь фокусники? Мы покажем этот фокус. Если бы глаза венецианца не были скрыты тенью маски, можно было бы легко заметить, как их рубиновая глубина начинает постепенно чернеть. Воздушно касаясь кожи мужчины, Джакомино максимально чётко представлял, как должно меняться положение каждого его элемента, чтобы в финале составить искомую конструкцию. Так под руками вампира зашевелились плечи, постепенно словно вытягиваясь вверх за счёт стягивания в объёме, рост, увы, добавить по-настоящему было, разумеется, невозможно, но согнать часть мышечной массы вперемешку с жиром – дело вполне реальное. Глаза «мечтателя» были полуприкрыты, а едва различимое «шуршание» и тихий хруст мог слышать только Джакомино. Минута, вторая, третья, пятая, восьмая.. Зал с замиранием наблюдал за тем, как один из посетителей в действительности меняется на глазах. Впрочем, причиной этого благовейного молчания и внимательности было, вернее, то, что каждый из присутствующих хотел разгадать «загадку» и понять, каким же методом его дурачат на этот раз. И всё никак не мог.
Небольшие или несущественные изменения никогда не влияют на общее функционирование организма, но здесь из «мечтателя» нужно было вылепить слишком отличный от исходного предмет. Лишь изменяя последовательность и расположение частиц, мужчина, будущий ранее тучным и невысоким, сейчас представлял из себя худую долговязую фигуру с, как полагается фее, женскими очертаниями. Джакомино стянул кожу ушных раковин, век и губ, закрывая отверстия и предубеждая возможное кровотечение. По контурам рук и двум продольным линиям на животе пошли кожистые отростки, напоминающие своей формой листья. Зелёной краски бы.. но цвет у нашего героя и без того уже начал меняться – вернуться спокойно в привычное состояние в данном случае не представится возможным, одно только стягивание и вытягивание до такого состояние его туловища должно было перемолоть добрую половину внутренних органов. Под кожей появлялось всё больше кровоизлияний, площадь которых с каждой секундой разрасталась, но это было, как и обычно, на руку. Направляя их «течение», можно было смело именовать сдающие свои позиции сосуды ничем иным, как тюбиками с краской – ведь именно в данном качестве выступала выбивающаяся под кожу кровь. Ладно, будет у нас лесная фея коричневой. Чуть вытягивая пунктирно кожу, Джакомино аккуратно вывел на её поверхности некоторый рельеф, видимо, решая отождествлять фигуру со стволом. Вышло это действие, кстати, на удивление успешно, а практически равномерно, лишь с некоторыми узорами, разукрашенная в тёмно-коричневый кожа после того, как покрылась рельефом, действительно создавала видимость деревянного материала. Ещё несколько минут и несколько штрихов, и то, что стояло пред залом в прозрачном конусе, уже было совершенно не узнать. Издалека действительно создавалось стойкое ощущение, что перед нами стоит то ли деревянный истукан, то ли юное древообразное создание из какой-либо фантастической вселенной. Вариант с феей не прошёл, но Древнем наш герой стал – пункт единения с природой выполнен.
Джакомино отошёл от него на полшага и поклонился, параллельно ещё раз указывая на стоящую и едва заметно покачивающуюся крючковатую древообразную долговязую фигуру чего-то, уже и отдалённо слабо напоминающего человека. Итальянец поднял глаза, встречая взгляд сестры, и уже не удержался от широкой улыбки, утерявшей теперь последние нотки спокойствия или «здравого смысла».